
В глубокой юности, в Таллине, ко мне пристал пьяный в хлам бугай-эстонец, и настойчиво стал говорить по-своему. Я с перепугу что-то неразборчиво блеял в ответ. И только когда он уже взял меня за грудки, заверещал – чего надо!
Он установил мозги на место, и сказал с сильным акцентом:
- Дай двадцать копеек!
Тольяттинские проститутки, когда я выходил из тамошнего «Интуриста», кричали мне в след:
- Эй, швед, Кекконен, как тебя там. Дай закурить!
В Берлине немцы постоянно обращались ко мне по-немецки, во Франции французы – по-французски.
Русская стюардесса на рейсе ЛА-Москва встречала пассажиров на посадке:
- Здравствуйте, здравствуйте, добрый день, здравствуйте…
Подошёл я.
- Хеллоу, - сказала она.
На днях мне позвонил один человек из нашей группы, ездившей на фестиваль в Израиль.
- Мне позвонили организаторы, сказали, что всё было замечательно, все гости такие порядочные люди. Мы, говорят, даже не представляли, что Котёночкин – еврей.
Ни один китаец никогда (!) не заговорил со мной по-китайски! Это немного успокаивает.
Моя знакомая – профессор антропологии, ученица знаменитого Герасимова, восстановившего облик Иоанна Грозного, однажды сказала мне, что по строению черепа я типичный представитель Среднерусской возвышенности.
А моей жене продавец мясного отдела как-то сказал:
- Татарочка, наш человек!
М-да, очень всё запутано…